Каталог файлов

Л.А. Тарасов. Рождение альма матер. Очерки истории АГМУ. Барнаул, 2004. Первый ректор.

Первый ректор

Положение ректора вуза в России безмерно сложно и его нельзя сравнивать со статусом руководителя учебного заведения за рубежом: всегда на него наваливается «груда дел, суматоха явлений», непредвиденных обстоятельств, в том числе и чисто хозяйственных, и за все ему надо нести ответ в первую очередь (по так называемому принципу единоначалия). Присовокуплены различные надстройки- пристройки в виде общественных организаций, от них не отмахнешься рукой, не открестишься перстом.

А если еще кафедра, да к тому же клиническая? Ректор-клиницист работает, как правило, на износ, таща двойной-тройной воз. Если он не выхолощенный чиновник, то в одном месте его ждут больные (первоочередной порыв души, а в другом и третьем - здоровые и одержимые) сотрудники клиники плюс преподавательский отряд всего института, успеть там и там - задача не из легких. Хорошо, если есть надежный квалифицированный помощник, с которым шеф сработался и которому он доверяет на все двести процентов.

На своем посту ректор может проявить себя по-разному. Или он полностью отдает себя служению коллектива института, или он пытается совмещать интересы кафедры и реализовывать личные мечтания-планы в науке. Среди ректоров автору встретились представители первого, другого и даже третьего склада. Чему отдать предпочтение, в чем видеть пальму первенства - дело совести заступившего на пост ректора. Успеваешь здесь, там, сям - хорошо, где-то значительные пробуксовки - смотри в оба, ибо не простит коллектив вуза, кафедры, вышестоящий и вперед смотрящий «бдительный» аппарат области и министерства.

В большом разношерстном коллективе-микста, где и интеллектуалы, и разнорабочие, надо успевать переключаться с вопроса на вопрос и быстро, и компетентно. Последние могут поработать несколько деньков или с месячишко и сбежать в другое место. Сама по себе масса специалистов тоже неоднородна, да и психологически настроена и так и эдак. Каждому не угодишь.

Перед глазами до десятка ректоров, которых я довольно хорошо знавал и под началом которых пришлось трудиться от аспиранта до проректора: разные по складу внутреннему, по уровню подготовки, по воспитанию, рабочему настрою и многим другим критериям.

Автор начинал учиться в Пермском мединституте, когда ректором был Петр Петрович Сумбаев (случайное совпадение имени-отчества с П.П. Рахтановым). Человек скромный, выдержанный, а главное, мало доступный для начинающих, он все же являл собой пример поводыря, даже маленького институтского вождя.

Ведали сотрудники нашей «ректорской» кафедры и об уникальном запрещенном приеме одного шефа кафедры, когда он совсем выдыхался (это именно так) и на день другой позволял себе расслабиться - оставался дома, а слушок шел, что сейчас-де он в облсовете, разъезде по районам и т. д. и т. п. Поэтому-де он и отсутствует на основном боевом участке - ректора и завкафа. Но мы всегда сомневались в том, что у нашего шефа в течение рабочего дня был нормальный человеческий обед (перекусил тощим бутербродом и стаканом чая и помчался далее).

Работая в Перми на кафедре профессора И.И. Косицина (лимфолога-оренбуржца), я присматривался и по-разному оценивал статус ректора, его возможности и, наконец, его откровения («Как же я могу щадить своего сотрудника в ущерб другим. У нас не теплица. Нет, уж будьте примером для других и на месячишко поезжайте в район, если хотите работать на нашей кафедре»). Правда, случалось, что ректорская «Победа» 02-72 помогала сотрудникам кафедры оперативно циркулировать по городу из ЛПУ в учебный корпус, клинику, общежитие и обратно.

Настоящий очерк посвящен Петру Петровичу Рахтанову - первому ректору АГМИ. Автор старался избегать повторов, но пристегнул его в дополнение к трем предыдущим («B старом особняке», «Главный корпус», «Первые клиники»), которые были опубликованы в свое время в «Медике Алтая» (редактор А.И. Кузуб).

Отдельные сведения были любезно предоставлены дочерью ректора, любимицей отца, Ириной Петровной, которая давно и успешно трудится на ниве практического здравоохранения Алтая и с которой я знаком с милых моему сердцу годин незабываемого первооткрывательства АГМИ.

В родословную Петра Петровича следовало бы внести некоторые прелюбопытные данные. П.А. Рахтанов (отец) значился до 1919 года представителем дворянского собрания Курска и был владельцем колбасного завода.

По материнской линии Петр Петрович - немец, и корни его уходят к Дрездену, известному нашим соотечественникам, прежде всего, своей художественной галереей, а также в Польшу к роду Рудзинских, один из которых являлся сподвижником генерала Скобелева.

Сопоставляю эти сведения с анкетными данными из личного дела ректора и нахожу некоторое вполне объяснимое несоответствие, когда рукой Петра Петровича помечено собственное происхождение - «из мещан» (Время-то было какое!).

В трагический 1919 год недоучившийся доктор уходит добровольцем в Красную Армию. Так совпало, что отца его в этом году арестовали и расстреляли. Только в последние годы Ирине Петровне удалось добиться реабилитации незаслуженно репрессированного деда.

Петр Петрович отвечал многим моим представлениям тех лет о ректоре как лидере вузовского коллектива. Интеллигентность, о которой мы стали стесняться говорить-писать, была присуща ему в полной мере. Сословие, из которого он вышел, не ехало помехой в самообразовании и самосовершенствовании, в шлифовании врача.

На формирование личности Петра Петровича повлиял, надо полагать, прежде всего, выбор профессии врача, специальности хирурга. Отсюда и самоорганизованность, и исключительная требовательность к себе (заложено иногда в человеке-руководителе начало: себя не щажу, а других жалею).

Может быть, исключительная самодисциплина, педантичность в поступках имели в определенной мере истоки генетического порядка? Как же мы стесняемся говорить конкретно о том или другом национальном характере. Или же ханжествуем, не хотим говорить и брать для себя то хорошее, что встречается в одном характере и аккуратно, тщательно отметать, отвергать не оскорбительно то непотребное, что иногда проглядывает в любом другом (в том числе и собственном). Ведь и русский национальный характер по моему глубокому убеждению представляет смешение, ибо имеет массу корней и истоков (от варягов-норманов, немцев до татаромонголов и другого кочевого люда). А некоторые пытаются доказать «чистоту» русской расы или что-то в этом роде. Не отсюда ли невообразимый на первый взгляд симбиоз, с одной стороны, лени и расхлябанности, с другой, силы и крепости духа.

В личности Петра Петровича просматривался сплав красивейших черт емкого генетического характера: с одной стороны, доброта с широтой и открытостью, с другой, педантичность, может быть, чрезмерная аккуратность, требовательность и пунктуальность.

Начинающий врач Петр Петрович работает лекпомом в Красной Армии добровольно, а, заболев тифом и повалявшись в госпитале, уходит на продолжение и завершение обучения. Напряженная работа в госпиталях в финскую компанию, когда громадную страну вдруг захлестнуло половодье обмороженных красноармейцев и начались заметные перебои с хлебом. Военврач второго ранга в ВО войну.

Работа в университетских центрах страны – в Харькове, Риге, Ленинграде – шлифовала и специалиста, и человека. А уж только потом он покидает клинику Мельникова и приезжает в Барнаул на ректорский пост.

Целина и открытие нового, с иголочки, мединститута манили многих.

Немалую роль в назначении на ректорский пост и поддержке на первых порах играли две ведущие министерские Марии - Ковригина и Сироткина, которых хорошо знала вся медицинская общественность, ибо в ту пору в их руках были все ключи в Романовском и Вадковском переулках старой Москвы от руководящих кабинетов, столов, кресел. В те годы частенько на ректорский пост назначался человек, прошедший армейскую школу, проработавший в госпитале, полковник медслужбы (С.Ф. Мамойко, Ф.М. Коломийцев и др.).

Как специалист Петр Петрович связал себя с онкологией (в начале гинекологической - в Риге, где велась напряженная работа по профилактике злокачественных опухолей гениталий, а затем в Ленинграде, в клинике Мельникова - с pаком желудка).

Знание украинского и немецкого языков, использование французского и английского помогало ему в работе.

Он активно участвует в форумах по онкологии в Иркутске, Ленинграде, Ташкенте, не забывая и о районах Алтайского края (Быстрый Исток, Краюшкино).

Заря Юдина-Савиных-Березова не давала покоя, будила многих хирургов страны от Москвы до самых до окраин (будь то райцентр или институтская клиника) частенько мыслилось - выбросить желудок, рваный или переродившийся из организма, и все беды человека улетучатся тут же с больным чревом. И хирург получал, как правило, котировку выше по сравнению с другими коллегами, если он умел осуществлять резекцию желудка. Экстирпация желудка и летальность при этом, создание искусственного органа - не только своеобразная мода тех лет в хирургии, но и животрепещущая проблема в настоящее время.

Все выступления Петра Петровича с трибуны и публикации были подчинены той проблеме, отсюда и наметки докторской диссертации, которую он не смог завершить из-за болезни и по возрасту.

Небольшое лирическое отступление.

На смену придет ректор, далекий от науки, который будет командовать нами так, словно со сцены сошел только что герой грибоедовской комедии. А уж потом придут ректоры, теоретики и клиницисты, создавшие свои направления и школы, которые, таща ношу административных функций, покажут одновременно пример увлеченности научным поиском. И речь в данном случае идет не только о генерации идей, но и о личном участии в их реализации. Важно и первое, и второе. Но это будут 70-90 годы.

Последние годы-путешествия на лечение и на отдых на Слычнев Бряг и в Карловы Вары, а затем круиз вокруг благословенной Европы. Правда в бытность Франко-советского туриста дальше Севильи, старой заслуженной столицы Испании не пускали (знаю по собственному опыту), а знакомство с Италией, как правило, ограничивалось Чивиттавеккией и Римом (и то слава богу).

Две дочери Петра Петровича - Лена и Ирина - следуют по стопам своего отца. Обе студентки АГМИ. Обе в последующем специалисты высокого уровня, та и другая уважаемы в коллективе, где трудятся. Приходится сожалеть, что старшая ушла из жизни так рано.

Гурман умеренный, не абсолютный чревоугодник, но не плохой знаток кухни, Петр Петрович всегда мог немало paссказать любопытного о приготовлении того или другого блюда. Часто он вспоминал свои скромные студенческие застолья. Иногда он превозносил и ставил выше всего на пиршестве семейном или общественном сабантуе глоток сухого или шампанского, но не более.

Автор здесь ни в коей мере не хочет ставить в прямую зависимость его алиментарные симпатии или гурманные начала и увлечение хирургией органов ЖКТ. (В начале желудка, а затем прямой кишки).

Однако здесь созвучны могут быть слова Наполеона о том, что путь к сердцу солдата лежит через желудок. В дополнение следовало бы привести слова моего учителя (кстати, в прошлом ректора медвуза) - профессора В.Н. Кушнева о возможном превращении желудка в плевательницу, собирательницу мокроты или отравленной слюны при гиперсаливации у курилки.

Мы ощущаем, что и сегодня проблема заболеваний желудка нас гнетет: среди студентов наших мы набираем сотни больных гастритом и язвенной болезнью желудка и 12-ти перстной кишки. Виной тому наша российская расхлябанность, неупорядоченное питание, неполноценные продукты поля и фермы.

Может быть, переквалификация, его некоторое увлечение проктологией произошло вместе с переоценкой ценностей, касающейся такого важного и несколько щекотливого (потаенного) органа, каким является ректум. Возраст частенько переставляет у человека акценты и ориентиры, которые раньше держались как-то в тени и не вызывали повышенного интереса.

Что импонировало нам, так это внедрение Петра Петровича в морфологию клиническую. Он нет-нет да снова и снова возвращался к полузабытым немецким классическим руководствам по анатомии топографической, находя в этом, может быть, определенный смак и, главное, весомую опору. Не скрывались ли истоки этого увлечения в тех далеких молодецких годах, проведенных им в Прибалтике, которые хирург с грустью и теплым чувством вспоминал.

Здесь, пожалуй, в первую очередь стоило бы вспомнить топографическую анатомию Корнинга, имя которого по достоинству должно было бы находиться между двумя видными советскими хирургами в 11-м томе БМЭ. Перевод с берлинского издания был адаптирован к запросам отечественного медвуза, при этом не малую роль сыграли рядовые труженики ассистент Шмидт и врач Люцкендорф. Отчетливо заметно, что и тогда, в тридцатые годы, наши студенты были не очень-то в ладах с латынью. В этом исчерпывающем руководстве не только была отражена полно многострадальная «магенштрассе», но и реализована, полно представлена колорность и нестандартность изложения материала. Так, умеренно наполненный желудок сравнивался с почтовым рожком и мундштуком (привратником), а вертикальное положение органа у женщин (да еще с перетяжкой) обусловлено иногда ношением модного в те времена корсета.

ЖКТ, в частности кишечник, а затем и печень с желчевыводящими путями стали полем деятельности Ю.М. Дедерера, которому дал путевку в клинике общей хирургии Петр Петрович. Разумеется, Юрий Михайлович пошел дальше и надо отдать должное, значительно превзошел шефа клиники, но это наступит с годами, когда он возьмет в руки кормило кафедры.

Ю.М. Дедерер в школе увлекался математикой и не мыслил для себя другой дороги в жизни. Но потом передумал и решил повторить путь родителей.

В 1941 году, только что получив диплом врача, в конце июня уже был на фронте (врач артполка).

А потом как в калейдоскопе: плен (1942) и тягостные серые будни концлагеря.

После освобождения Советской Армией до 1946 года находился на инвалидности (алиментарная дистрофия).

В начале 1946 года Юрий Михайлович приехал в Сибирь, и, поработав на ст. Шипуново, в поселке Белоглазово, он проходит подготовку по хирургии в Барнауле, а затем переходит работать в горбольницу под начало ведущих специалистов Чеглецова и Тимошенко.

Уже в 1957 году он успешно защищает диссертацию по кишечной непроходимости и переходит на кафедру общей хирургии к доценту П.П. Рахтанову.

Сейчас кафедра общей хирургии, детище Петра Петровича, словно по воле провидения под руководством профессора В.И. Оскреткова делает большие шаги в хирургии всех отделов ЖКТ (B.Ф. Тротт, В.А. Ганков и др.). Новейшие технические решения, поиск и новаторство в разработке новых методов лечения ставят кафедру в один ряд со старейшими и заслуженными клиниками Томска, Куйбышева и других центров России.

Человек строгих академических правил - таким вспоминают Петра Петровича ветераны института и наши первые студенты.

Планово-финансовая, кадровая и строительная политика АГМИ тех лет во многом определялась ядром, которое сформировалось около ректора. Это были честные, инициативные и компетентные люди, правда, с небольшим кругом обязанностей (по сравнению с теперешним объемом работы), люди известные и авторитетные в Барнауле (Е.Н. Емешина, Д.И. Стаценко, С.И. Тимофеев).

Я уже говорил, что по-разному складываются отношения руководства края и его столицы с администрацией вуза. «Вхож» ректор в кабинеты и присутственные места, находит взаимопонимание с мэром города и «губернатором» - вузу легче решать многие хозяйственные вопросы «Не вхож» - институт можно закрывать, или он будет постоянно страдать гипотрофией и диареей.

Поэтому первому ректору АГМИ мы не могли завидовать, но всегда сочувствовали и пытались иногда как в теореме заниматься доказательством от противного: максимум преподавательского внимания детям чиновников. Хотя и допускали, что в студенческой аудитории это не всегда педагогично, не всегда поможет достичь желаемого для коллектива АГМИ результата.

Модно сейчас стало поговаривать о лицеях и прочих высоко нравственных, чрезвычайно интеллектуальных заведениях, а что скрывается за этим, не всегда дают себе отчет. Думается иногда, что если бы судьба даровала ему стезю директора лицея, то он примерно справился бы с этим поручением.

Я уже как-то отмечал в его внешности некоторые булганинские черты, а в голосе своеобразное подкупающее пришептывание. В мимике два главенствующих мускула процерус-ризориус не подвели своего хозяина ни разу: не было в нем недоступного высокомерия, взгляда с высока, не слышно было и частого, чрезмерного и неоправданного смеха.

Если изредка в нем просматривалось качество дистантности, отдаленности, то оно было выражено в соответствии с постулатом классической педагогики в меру и оно не мешало никак деловым и рабочим контактам.

Многократно замечалось, что Петр Петрович постоянно опекал свое детище, коим было общежитие сотрудников (изначально демидовский особняк, бывший публичный дом, а затем общежитие партшколы), которое без всякого смысла, но с юмором окрестили в институте рахтановкой.

Бытовых проблем у проживающих в этом особняке было предостаточно (общественный туалет, скудность тепла и чрезмерная скученность, текущий ремонт, топливно-энергетические дела, телефонизация т. п.), тем более, что знаменитый на всю округу проректор по АХЧ страдал периодами запоем и не занимался своими непосредственными делами. Времени на обсуждение и устранение отмеченных причин и неурядиц ректор не жалел. Все житейские мелочи многократно фильтровались в его просторном, залитом солнцем кабинете.

Так, приходилось несколько раз возвращаться к вопросу о том, почему в мансарде у мадам Мезонинкиной (псевдоним, взятый из нашей газеты «Глас холостяка») чрезмерно холодно, есть ли у ее печи задвижка и др. Этот факт служил неоднократно предлогом к юмористическим пересудам и пересмешкам, не обидным, не оскорбительным, но очень запоминающимся.

В ректоре гнездилось неписанное, но хорошо улавливаемое благородство натуры: это было заложено в тембре голоса, в манерах, в отдельном жесте, в своеобразной притягательности.

Его брошюра-книжечка, его наставления а ля «Юности честное зерцало» заключало в себе многое из того, что так необходимо молодому человеку в быту и на работе. Было бы не плохо вернуться и издать ее в типографии (может быть, ЦКМС института вернется к этому вопросу на одном из своих рабочих заседаний). Это тем более будет своевременным, ибо нивелировка нравственных категорий, разбалансированность поведения студентов не такая уж редкая вещь в наши дни.

Проблема авторитета-автократа, или проблема руководителя-подчиненного в вузе, как и в другом месте, является одной из наиважнейших.

В АГМИ, благодаря, думаю, усилиям первого ректора, не было больших склок-конвульсий, которые сотрясали порой соседние медвузы.

Заглянув в суть личности Петра Петровича, можно прийти к выводу: у первого ректора в трудовой биографии, в производственном поведении довлеют обязанности руководителя над правами его. А главное он не стал вельможей (все-таки в большинстве своем власть коварно и постепенно подтачивает общечеловеческие ценности, попросту, портит, когда проходит энное изначальное времечко адаптации к креслу).

Большой такт проявил Петр Петрович в случае со студенткой Р. которая одно время трудилась в приемной ректора в качестве секретаря. За вздорность и некоторое высокомерие группа окрестила ее «фавориткой». Претендуя на особое положение, она, занимаясь в моей группе, часто капризничала, жеманничала. Изо дня в день, оберегая свой высококлассный маникюр, она не имела никакого желания прикасаться ни пальчиками, ни пинцетом к препарату, который возвышался на операционном столе. Эта демонстративность заключала в себе большой отрицательный смысл для группы, и поэтому начинающему в то время ассистенту пришлось приложить немало усилий, чтобы преломить ситуацию в пользу свою и группы. Что и было достигнуто.

(Петрович, мудрый наш Рахтанов. пришел из невских он туманов. И словно тот великий Питер держал достойно АГМИ скипетр!).

АГМИ, его детище, прощалось с первым своим ректором, когда наступили удручающие, не очень-то погожие осенние деньки. В актовом зале скопище из сотрудников, студентов, обслуживающего персонала, бывших больных. Люди пришли на последнее свидание с Петром Петровичем. Порой казалось, что настанет момент, когда ректор встанет из своего ставшего уже постоянным ложа и в своем белоснежном халате (удовлетворено его последнее желание) взойдет на кафедру АГМИ, чтобы произнести напутственное слово.

Если польские социологи преуспели в определении понятия интеллигент и привели до 300 определений, то при рассмотрении нашего ректора-пионера хватило бы и десятка черт определений, включающих общечеловеческие, бытовые, социальные, интеллектуальные и профессиональные параметры. Они свидетельствуют в пользу П.П. Рахтанова, о чем я вспомнил в прощальном слове на гражданской панихиде. Прошли часы, и на кладбище, рядом с основной трассой, студенты, работая норовисто и быстро, погребли ректора в его последнем пристанище, предоставив ему полный покой и постоянную прописку.

Кафедра оперативной хирургии и топографической анатомии пополнила свой музей хирургическими инструментами, которыми пользовался в свое время практикующий доцент Петр Петрович Рахтанов, работая в Харькове, Риге, Ленинграде.

В специальном стенде насчитывается около 60 инструментов и аппаратов, среди которых немало уникальных и полузабытых, имеющих исторический интерес, создаваемых отечественными и иностранными медико-инструментальными заводами (масочные каркасы, лигатурная игла Купера, иглодержатель Троянова, эмалированный стерилизатор, наборы бужей, катетеров и щипцов для камнедробления, троакар с боковым отводом, винтовой ранорасширитель, двойной (комбинированный) зажим для наложения ГЭА и др.). Набор инструментов свидетельствует о широком диапазоне деяний известного хирурга.

Инструменты переданы для музея дочерью первого ректора АГМИ П.П. Рахтанова врачом Ириной Петровной, за что кафедра приносит дарительнице искреннюю благодарность.

Источники: http://www.d22d.ru/load/7-1-0-921